Что случилось?

Правительство внесло в Госдуму законопроект о внесении изменений в статью 1360 Гражданского кодекса. Если документ будет принят (а практически все правительственные законопроекты парламент принимает быстро и без каких-либо существенных правок), российские компании с согласия Кабмина получат право использовать чужие изобретения без согласия правообладателя — но только в случае крайней необходимости, связанной с обеспечением безопасности государства, жизни и здоровья россиян.

О каких изобретениях идёт речь?

Ни в самом законе, ни в пояснительной записке к нему это прямо не уточняется. Это значит, что правительство в определённых случаях может разрешить нарушать любые патенты.

Однако в первую очередь речь идёт об использовании созданных иностранными компаниями лекарств для лечения хронических и тяжёлых заболеваний, таких как ВИЧ или гепатит C. Вопрос о том, чтобы заставить иностранные фармацевтические компании поставлять или даже производить в России защищённые патентами препараты, уже несколько лет обсуждают чиновники и российские фармкомпании, рассказали «Открытым медиа» несколько источников в фармацевтической индустрии.

В начале ноября 2019 года глава ФАС Игорь Артемьев обсуждал этот законопроект с премьером Дмитрием Медведевым, говоря именно о производстве лекарств. В последние годы, уверял глава антимонопольной службы, были случаи, когда иностранные крупные корпорации отказывались поставлять жизненно важные лекарства, необходимые неизлечимым больным, в Россию.

Похоже на пиратство. Это вообще законно?

В целом законно. Это не пиратство, потому что российская компания, которой правительство разрешит использовать чужой патент, будет обязана уведомить владельца патента и выплатить ему компенсацию. Правда, пока точно не ясно, на какую компенсацию сможет рассчитывать владелец патента: в правительственном законопроекте лишь говорится, что конкретные правила правительство ещё должно будет разработать. Вряд ли компенсация будет сравнима с теми деньгами, что иностранный держатель патента смог бы получить, продавая свою продукцию в стране самостоятельно, отмечает директор по развитию компания RNC Pharma Николай Беспалов.

Принудительное лицензирование давно работает на рынках многих стран — например, в Бразилии и Индии. А международные соглашения, которые приняла Россия, предусматривают такую возможность, утверждает Беспалов. По его словам, у нас лишь не было собственного законодательства, который позволил бы это делать — и разработанный правительством закон как раз этот пробел закрывает.

Зачем это вообще нужно?

Возможны ситуации, когда договариваться с производителем слишком долго или слишком дорого — например, когда в стране возникнет эпидемия, для лечения которой потребуется защищённый патентом препарат, объясняет Беспалов. Если договориться с владельцем патента не удаётся, государство начинает само производить нужный препарат, игнорируя патенты. Однако разработчик препарата затем может договориться на более выгодных для себя условиях, отмечает он.

Это позволит и снизить цены на новые эффективные лекарства. Когда нет механизма принудительного лицензирования, иностранный производитель может и не заключать договор с российскими компаниями, удерживая монопольную цену, объясняет партнер юридической компании Nevsky IP Law Кирилл Митягин. Договариваясь об использовании в России защищённых патентами иностранных лекарств, российские компании могут использовать наличие у нас механизма принудительного лицензирования как аргумент для снижения цены, добавляет Беспалов.

Например, в России препарат для лечения гепатита C софосбувир представлен только оригинальным препаратом «Cовальди», который выпускает американская компания Gilead Sciences. Это одно из самых дорогих средств от гепатита С: при закупке его по государственным программам его стоимость составляет 126 000 рублей, а для курса лечения требуется три упаковки, отмечал «Русфонд».

Однако себестоимость производства софосбувира невысока. Его производят в Индии и поставляют в Россию по серым схемам — ведь лечение гепатита С остается заботой самих пациентов, потому что в отличие от ВИЧ-инфекции государство не обеспечивает их препаратами, отмечает Беспалов. Применение механизма принудительного лицензирования позволило бы и значительно снизить цену этого препарата, и избавиться от серых схем.

Иностранные фармкомпании могут выдавать лицензии на выпуск своих препаратов компаниям из одних стран и не выдавать другим, или поставлять одно и то же лекарство в разные страны по очень разной цене, отмечает бывший главный внештатный инфекционист Минздрава, профессор кафедры инфекционных болезней и эпидемиологии МГМСУ им. Евдокимова Ирина Шестакова. По её словам, тот же софосбувир в Россию его производитель продаёт по куда более высокой цене, чем в другие развивающиеся страны.

Россия сможет так «красть» любые патенты?

Злоупотребления возможны, ведь указанные в законе понятия «крайней необходимости» можно трактовать по-разному, не исключает Беспалов. Но маловероятно, что российские власти будут широко пользоваться этим правом: предложенный механизм предлагает его применение лишь в исключительных случаях, считает он.

Иностранные фармпроизводители не откажутся вообще работать с Россией после этого?

Скорее всего, нет. Компании едва ли пойдут на принцип и станут уходить с рынка из-за потери одного продукта из портфеля, считают опрошенные «Открытыми медиа» специалисты.

«Не могу вспоминать в мировой практике таких случаев, когда компания заняла бы принципиальную позицию и отказалась бы от рынка. Выйти повторно на этот рынок было бы в два раза сложнее», — говорит Беспалов. Ведь если какая-то из компаний перестанет продавать в России все свои препараты, их место мгновенно займут аналоги, предлагаемые конкурентами.