Почему о деле Ивана Голунова важно знать каждому

Машина массовых репрессий создана и давно работает. Но, как показывает история с Голуновым, она эффективна только при покорности общества

Касается всех

Дело журналиста Ивана Голунова, которого пытались посадить в тюрьму по обвинению в распространении наркотиков, всколыхнуло не только журналистскую среду, но и самые широкие слои общественности и, можно сказать, даже шире — «чистой публики», как выражались раньше.

То, что в нашей стране полицейские подкидывают наркотики гражданам и потом они отправляются на много лет в тюрьму, едва ли для кого-то большая новость. Печальная правда состоит в том, что такие истории происходят постоянно, и чем в более депрессивные, социально-неуспешные и маргинальные слои нашего общества мы будем погружаться, исследуя эту тему, тем больше таких историй мы услышим. Это уже никого особо не шокирует и, хуже того, часто не вызывает осуждения — всегда удобно отмахнуться от чужого горя, предположив, что у полиции на этого конкретного парня из соседнего подъезда что-то было, просто не могли доказать, ну вот пришлось действовать по рецепту Глеба Жеглова.

Трудно убедить себя в том, что лично неприятный и социально далекий вам персонаж отправляется в тюрьму на 10 лет невинно — уж больно морда у него хамская, явно же что-то плохое сделал, пусть посидит! Между тем, вполне возможно, что человека отправили гнить за решетку просто потому, что он косо посмотрел на того, на кого не надо, случайно увидел то, что не должен был увидеть, или просто потому, что надо выполнять план по борьбе с наркоторговцами, а сажать настоящих воротил этого бизнеса по известным причинам не выгодно. И вот уже пакетик подброшен в нужный карман, и все довольны — следователи расследуют, прокуроры обвиняют, судьи судят, ФСИН охраняет, все получили премии, борьба с наркомафией продолжается, да и общество довольно — все-таки что-то полезное полиция делает, наркоторговцев ловит!

Случай Иван Голунова ужаснул многих тем, что грань, отделяющая каждого из нас от забиваемого в отделении полиции бомжа, в очередной раз оказалась пугающе тонкой, если она вообще существует.

Ужас в том, что можно не иметь скверной привычки гулять пьяным по городу и дразнить полицейских, можно вести вполне благонамеренный образ жизни и не давать никаких очевидных поводов для расправы над собой — но это ровным счетом ничего не меняет: попасть под раздачу может каждый по множеству самых разнообразных причин, от политической активности до нелепого совпадения.

Если все высказанные в последние дни подозрения подтвердятся, то надо будет признать: Ивана Голунова пытаются посадить на огромный срок в тюрьму целенаправленно и методично, причем по давно отлаженной на тысячах других людей схеме, и вовсе не за какие-то реальные уголовные преступления, а потому что он кому-то помешал.

То, что дело шьется так глупо и незатейливо, подтверждает, что это не уникальный случай, а конвейер. Просто вместо очередного обычного человека, из-за которого хлопочут только его несчастные, небогатые и невлиятельные родственники, оказался известный журналист одного из самых влиятельных СМИ, и за него внезапно впряглись очень разные люди, а шум получился такой, что заглушил даже фанфары Санкт-Петербургского экономического форума.

Все те же самые «доказательства» прекрасно сработали бы, окажись на месте Голунова какой-то другой человек, ничем не примечательный в глазах общества. И уж тут бы никакого домашнего ареста при таком настрое следователя и прокурора не было бы и близко. Но даже в случае Голунова домашний арест уже показался чудом на фоне того, как последовательно полиция добивалась заключения и настаивала на своей версии, а особенно — с учетом сложившейся практики работы российских судов, всегда готовых встать на сторону обвинения.

Вспоминая 1937-й

Думая о случае Голунова, мы можем воочию представить себе, как работает конвейер репрессий, причем уже вполне отлаженный и настроенный.

И здесь, конечно же, нельзя обойтись без размышлений о сталинских репрессиях. Пресловутый 1937 год, о котором так много сказано и написано, обязан своей кровавой славой не только количеству репрессированных, но и их качеству: тогда под нож попало слишком много известных людей, которых хватились не только родные и близкие. Но главное — и сами они, и их окружение оставили о себе и о случившемся множество подробных и достоверных свидетельств. Собственно, с их подачи клубок репрессий и начал потом распутываться — выжившие «верные ленинцы» приложили огромные усилия для реабилитации себя и своих близких, попутно сообщая, что рядом с ними сидели миллионы каких-то совершенно случайных людей, часть которых, должно быть, тоже пострадали зря и вовсе не были шпионами и вредителями.

Отчасти это явление мы наблюдаем и сейчас: попадающие в разнообразные места заключения политические активисты обнаруживают там обыкновенных людей, которые между делом сообщают им истории о чудовищном произволе и своей перед ним беззащитности. И даже по этим сведениям мы можем судить о том, в какой атмосфере бытового террора живет население нашей страны.

Нормальному человеку кажется абсурдом сама идея, что успешный журналист стал бы заниматься торговлей наркотиками и таскаться с ними по городу. Точно также нелепыми кажутся и все эти троцкистско-зиновьевские террористические организации из протоколов 30-х годов.

Но для самих следователей и организаторов террора проблема вздорности выдвигаемых обвинений и методов следствия к концу 30-х годов уже давно не стояла — за предшествующие 20 лет перманентного террора и возведенного в закон беззакония сформировалась совершенно иная мораль: важно не то, в чем конкретно мы обвиняем конкретного человека, и не то, как выбиваем из него показания, а то, что он враг, потому что невиновных у нас не арестовывают.

Собственно говоря, в ситуации с Голуновым мы видим ту же логику: сколько дел уже было сшито аналогичным способом — и ничего, все прошло как по маслу, никто даже пикнуть не посмел, ну и что, что на сей раз обвиняется какой-то там журналист? Посадить его под арест — и во всем сознается, а нестыковки в доказательной базе чудесным образом самоустранятся.

Масштаб современных репрессий, к счастью, не столь огромен, как в те страшные годы, и расстрелов у нас в стране больше нет, но методы остались прежними.

Наркотики оказались очень удобной вещью для прикрытия любых безобразий. Это, действительно, серьезная проблема для нашего общества, и оно морально готово к тому, что невинные на первый взгляд люди могут оказаться наркодиллерами, на чем прекрасно играют правоохранительные органы. Сколько людей вполне благонамеренных, но не знакомых лично с Голуновым, в эти страшные часы позволило себе подумать — но ведь может же быть, что он реально употреблял и торговал, кто же этих журналистов знает?

По сути, обвинения по наркотической тематике дают повод встать на сторону власти даже тем, кто вовсе не пылкий ее адепт, а уж записные охранители всегда готовы подпеть: очередной расследователь коррупции оказался наркоманом и наркоторговцем, все они там такие!

Есть ли повод для оптимизма

Каждый из нас (и даже из них, из охранителей) может оказаться в положении Ивана Голунова, а вовсе не только оппозиционные журналисты-расследователи. Можно связаться не с той женщиной, повздорить не с тем мужчиной, помешать чьему-то бизнесу или просто оказаться в неудачное время в ненужном месте — и вот вы уже сидите в наручниках и с ужасом понимаете, что весь этот бред про наркотики в вашей сумке и в вашей квартире вовсе не недоразумение, а прямой путь в тюрьму на долгие годы. И скорее всего, вы сядете, даже если обвинение будет шито белыми нитками — потому что за вас не будут стоять в пикетах журналисты ведущих СМИ, не будут ходатайствовать депутаты и знаменитости, не приедут выручать лучшие адвокаты.

Машина массовых репрессий создана, и она уже давно работает, просто пока не в политических целях и с контингентом, который многим из нас неприятен и неинтересен. Но если сегодня можно подкинуть наркотики бомжу, то рано или поздно его также легко подкинут и академику, а почему нет? Дело Ивана Голунова обнажает всю ту чудовищную гниль, которая копится все эти годы внутри системы, все еще называемой правоохранительной.

Но внутри системы нарастает хаос, неуправляемость силовиков всех мастей уже давно ни для кого не секрет. Поэтому любой может заказать прослушку любого телефона, поэтому один коммерсант может организовать посадку другого, поэтому наркотики могут оказаться в сумке у кого угодно — если найдется заказчик.

При этом сама система делает вид, что проблемы нет, и если уж силовики за кого-то взялись — то лучше сразу исходить из того, что так и надо, а то мало ли что. Поэтому характерно, что прежде чем внутри системы выяснили, что никакой высокой санкции на издевательства над Голуновым не было, все ее механизмы уже начали работать в обычном ритме — исходя из того, что задержание журналиста санкционировано и потому должно быть всемерно подержано и оправдано.

Одно только во всей этой ситуации может внушать оптимизм: система работает эффективно только точечно и при покорности общества. Чтоб заставить множество серьезных людей при погонах и званиях ломать одну человеческую жизнь, нужна какая-то серьезная мотивация, политическая или финансовая. Но главное — не должно быть огласки, не должно быть сопротивления, не должно быть людей на улицах. Достаточно нескольких суток заключения и тишины вокруг, чтобы все несуразности в деле были бы устранены — и именно их-то общественность силовикам и не дала, буквально вырвав Голунова из тисков ангажированного следствия.

Борьба за Ивана Голунова еще впереди, так просто от него полиция не откажется, слишком много усилий было приложено и людей в погонах засветилось вокруг этой сомнительной ситуации. Но метод борьбы и в данной ситуации, и в любой другой вполне понятен и безальтернативен: выходить на улицы и протестовать, по каждому поводу и за каждого человека, за каждый дом, за каждый лес, за каждый сквер и против каждого случая произвола власти. Всех они не пересажают и не запугают, а значит, шанс переломить ситуацию есть. Время покорности в России, похоже, заканчивается.

Фото: Евгений Фельдман