14.04.2021 11:00

Максим Шевченко: «Ты живёшь в мире, где правит дракон. Он рано или поздно к тебе прилетит»

Фото: «Открытые медиа»

Политик и журналист Максим Шевченко на старте выборов Госдумы неожиданно разорвал отношения с КПРФ и Левым фронтом. По предложению председателя Российской партии свободы и справедливости (РПСС) Константина Рыкова Шевченко согласился стать ее лидером, возглавить ее федеральный список, а также баллотироваться в Госдуму по Центральному округу Москвы. В интервью «Открытым медиа» Шевченко рассказал о причинах разрыва с КПРФ, роли и планах новой партии, отношении к Алексею Навальному и его «Умному голосованию», общении с Владимиром Путиным и его администрацией.

• Причины разрыва с КПРФ
• Полезны ли уличные протесты
• Для чего создаётся РПСС
• Что происходит в Донбассе
• Отношение к Навальному и «Умному голосованию»
• Общение с Путиным
• Отношение к путинской власти

Причины разрыва с КПРФ

ОМ: Разрывая сотрудничество с КПРФ и покидая пост лидера фракции в облдуме Владимирской области, вы жёстко критиковали члена ЦК Валерия Рашкина. А у вас не было договорённости с партией, что вы воздерживаетесь от жёсткой критики её руководства?

Шевченко:Я критиковал и критикую. Когда Зюганов сказал, что на улицы Москвы вышла «оранжевая чума», я выступил против этого. Но я не оскорблял Геннадия Андреевича. Я критиковал его фундаментальную статью «Русский стержень Державы». Мне показалось непонятным, каким образом глава коммунистической партии может цитировать Александра Третьего, который повесил брата Ленина. Это что-то странное.

Я критикую. Но я не никогда оскорбляю. Проблема не в том, что Валерий Федорович Рашкин меня критиковал. Это нормально. Проблема в том, что он начал оскорблять. Проблема, что [Сергей] Удальцов позволил себе оскорбительные эпитеты, хотя бывал у меня дома. А когда он сидел, я помогал его семье. Можно позвонить, выяснить отношения и вообще следить за базаром, как говорят в тех местах, где он провёл несколько лет. Впрочем, я понимаю, у человека может быть эмоциональный какой-то всплеск.

ОМ:Что стало причиной разрыва с КПРФ, именно конфликт с Рашкиным?

Шевченко: Нет. Это как бы логика моих отношений с КПРФ. Я, во-первых, не член КПРФ, никогда не был. Фракцию возглавил в силу политических обстоятельств. Я возглавил список КПРФ на выборах в Владимирской области, и мы превратили выборы в местный парламент в продолжение борьбы против «Единой России» и Светланы Юрьевны Орловой, которая её символизировала, против коррупционной системы власти. У меня с КПРФ не было никаких идеологических обязательств. Мой союз с Компартией начался на грудининских выборах. [Кандидат в президенты на выборах 2018 года] Павел Грудинин тоже не член КПРФ. Я увидел просто чудесного человека, который может менять мир. Потом я помогал КПРФ на региональных выборах.

В целом я отношусь к ним с уважением и с пониманием. Но наши мировоззренческие позиции, особенно на фоне протестов, достаточно ощутимо разошлись. Я не могу сказать, что протест — это оранжевая чума. Я не могу назвать эту прекрасную молодёжь плесенью. Это оскорбление. Потому что это честнейшее будущее нашей страны.
У нас расхождение и по отношению к национальному вопросу. Будучи членом [президентского] Совета по межнацу [межнациональным отношения], я единственный, кто выступил против закрепления государствообразующей роли русского народа. Руководство КПРФ поддержало эту позицию Зюганова, а я не могу поддержать её. У меня в этом вопросе ленинская позиция, которая выражена в статье «О национальной гордости великороссов». Я считаю, что социализм — это лучшая форма общественно-экономического устройства. Но и тут есть тоже расхождение. Казарменный социализм хрущёвско-брежневской эпохи, который привёл к 1991 году, на мой взгляд, гибельный просто. Другое дело, допустим, социализм китайский.

ОМ: А шведский, кстати?

Шевченко: Ну, в общем, какие-то разные варианты есть. Я точно не являюсь приложением к системной партии. КПРФ — часть системы, часть власти. Геннадия Андреевича Путин награждает орденами. На его дне рождения рядом с ним сидят Володин, Кириенко, видные системные политики путинские. Он является членом правления Всемирного русского собора, который возглавляется патриархом, а руководится Константином Малофеевым.

Удальцов всё время говорит, что КПРФ — стратегический союзник Левого фронта. Значит, тогда Серёжа должен знать, что его стратегический союзник и Константин Малофеев тоже, получается. А я сторонник свободы слова, сторонник демократии. Но только не западного, а нашего типа, её надо вырабатывать.

Полезны ли уличные протесты

ОМ: КПРФ старательно избегает участия в уличных протестах. А какова всё-таки ваша позиция?

Шевченко: Уличный протест — это просто технология. Иногда выходить надо и нельзя не делать «в тот назначенный час, где стоят по квадрату в ожидании полки». Иногда это пустое время препровождение и пустая трата сил. Я и Удальцову говорю, что совершенно не фанат постоянного выбегания на улицу с флагами и стояниями. Это имеет смысл в тот момент, когда на самом деле является угрозой для власти.

ОМ: А как не пропустить этот момент?

Шевченко: Ну ты должен следить за моментом. 23-го [января] я был на Пушкинской [на митинге за Навального], допустим. Я вообще считаю, что москвичи могут ходить где угодно в Москве. И это наши права москвичей, и это мой город.

Потом, когда в Дмитровском переулке ночью били людей. Когда около МХАТа женщины кричат: «Мы безоружны, безоружные». А их начинают лупить… И те, кто лупят, выглядят совершенно как «чужие» из фильма. Я это видел, следил online. Это чудовищное совершенно событие, которое для меня и предопределило во многом расхождение с КПРФ.

Впрочем, я и прежде вопрос об этом поднимал, когда москвичей избивало какое-то казачье непонятное.

ОМ: Казаки могут обидеться

Шевченко: Не обидятся, настоящие казаки не обидятся. Я вот делал интервью с Владимиром Громовым, кубанским атаманом. Он сказал: «Казаки считают позором, настоящие казаки, потомственные, тех, кто нагайками избивают людей».

ОМ: Ещё и по заказу мэрии, на деньги городского бюджета

Шевченко: Да, я тогда и написал открытое письмо в СПЧ: если до 11 мая Собянин, [вице-мэр Александр] Горбенко или кто там за это отвечает… Если они не ответят, что это там происходило? Что за paramilitary такие применены были в Москве, то я выхожу из СПЧ, я просто не могу в нём находиться.

ОМ: И чем кончилось?

Шевченко: Тем, что я вышел из СПЧ. Я уважаю президента, его позицию, но я не могу быть в органе, который просто прикрывает преступление. Если они в Москве бросают казаков, я сказал, то в 1905 году в Москве студенты, честно говоря, нашли, чем казакам ответить, правда?

Для чего создаётся РПСС

ОМ: Есть версия, что ваша партия создаётся как спойлерская, каковой была КПСС.

Шевченко: КПСС и омерзительная группировка «Коммунисты России» — они у КПРФ действительно отбирали в сумме до 6% голосов. Поэтому одним из моих условий Косте, когда он взял и сделал мне предложение, было такое: «Эта буква „К“ должна быть уничтожена. Эта буква „К“ у коммунистов, у КПРФ отбирает как минимум 1,5% просто своим присутствием». Он сказал: «Хорошо».

И Рашкину, прежде чем раскрывать рот, из которого полились оскорбления и помои, эту мою позицию следует учитывать. Я считаю, что этот конфликт выгоден самому Рашкину. Список, который он представил в Москве, честно говоря, вызывает большие вопросы, хотя там есть замечательные люди, например, Сергей Павлович Обухов, который является выдающимся современным марксистом и идеологом. Но в целом это, конечно, игра в поддавки с Собяниным.

ОМ: Вопреки заявлениям Рашкина, вы не сговаривались с администрацией президента, с мэрией Москвы?

Шевченко: А этот вопрос оскорбительный. С мэрией Москвы если кто сговаривался, точно не я. Вы Валерия Фёдоровича сюда позовите и спросите, кто там с [куратором выборов, вице-мэром Натальей] Сергуниной разговаривал.

ОМ: А вас не смущает, что глава ПСС Константин Рыков — бывший единоросс?

Шевченко: А вас не смущает, что я вёл митинг на Поклонной, был ведущим Первого канала и дважды по квоте президента был в Общественной палате?

Меня не смущает совершенно. Он, во-первых, не был единороссом. Это глубокое заблуждение. Он был депутатом фракции «Единая Россия», но никогда не был членом партии. Главное — оставаться человеком. Я знаю Костю как замечательного, ответственного человека. Он создал многие медиапроекты замечательные, которые до сих пор живут и работают. Он один из лучших политтехнологов страны, один из создателей российского интернета, вместе с Германом Клименко, который уже заявил, что готов с нами сотрудничать.

ОМ: То есть ваша команда — создатель первых провластных интернет-порталов Рыков и борец за «чистый интернет» Клименко?

Шевченко: Они по кирпичикам создавали этот интернет, они выдающиеся специалисты. Мне работать с такими людьми, я считаю, — часть успеха. Но я отвечаю за идеологию, политические принципы этого движения.

ОМ: Вас не смущает и то, что именно политтехнолог Андрей Богданов, который по заданию Кремля отбирал партии у Касьянова и Прохорова, передал этой команде ключи от своего партпроекта?

Шевченко: Не передал команде, а продал Косте Рыкову. Андрея я не знаю лично, никогда с ним не встречался. Если только он не участвовал в тех дебатах президентских, которые я вёл на Первом канале. Он написал, по-моему, ещё летом прошлого года или осенью, что устал и хочет это кому-то продать.

ОМ: Просто как бизнес?

Шевченко: Ну я не знаю, бизнес ли это. Он написал, что продает партию за миллион рублей, бизнес стоит гораздо дороже.

ОМ: Кто ещё будет в вашей команде?

Шевченко: Мы ведём переговоры, успешные переговоры, с достаточно большим количеством очень известных и серьёзных оппозиционных людей, фамилии которых я назвать вам на данный момент пока не могу, потому что нас могут заблокировать, нам могут воспрепятствовать. На этих людей могут надавить.

ОМ: А разве осталось много оппозиционеров, которые пока не задействованы в предвыборной повестке?

Шевченко: Ну, немного, но есть. Это же не только вокруг Алексея Анатольевича Навального или Михаила Борисовича Ходорковского оппозиция группируется. Есть люди, которые находятся на левом фланге, есть люди, которые находятся на патриотическом, на центристском флангах.

ОМ: Под какими лозунгами вы пойдёте на выборы?

Шевченко: Наша повестка — четыре вопроса: политические свободы, исправление катастрофы, которая возникла после социальных реформ, национальный вопрос [проблемы народов России] и экологическая повестка. Это четыре главных вопроса, которые я считаю самыми острыми и самыми актуальными. Я был на Шиесе, поддерживал протест в Шиханах, в Хабаровске. Поверьте, я человек, которого знают за пределами Садового кольца.

ОМ: Но для проведения федеральной кампании нужны большие деньги. А откуда деньги?

Шевченко: Мы соберём эти деньги.

ОМ: А сколько нужно денег, хотя бы примерно?

Шевченко: Это лучше знает Константин. Но думаю, если речь идёт о федеральной компании — это минимум 200−250 млн рублей.

ОМ: Если ваша партия станет такой, как вы говорите, жёстко оппозиционной…

Шевченко: Я так не говорил, это ваши слова.

ОМ: С участием жёстких оппозиционеров…

Шевченко: И этого я тоже не говорил. Я сказал, что мы привлекаем оппозиционеров.

ОМ: Получается, она будет всё-таки отражать позицию Рыкова, это же его партия…

Шевченко: Я думаю, вам надо Константина самого спрашивать на эту тему. Но во многом, конечно, будет отражать. Мы на эту тему много говорили. Константин считает, что да, ситуация заведена в тяжёлый системный кризис. Он, безусловно, государственник, но считает, что банкротство курса очевидно. Кстати, так считают многие из тех, кто поддерживал Путина в 2004 году.

ОМ: Так какую партию вы строите?

Шевченко: Я строю свободную гражданскую патриотическую коалицию, оппозиционную, в которую я приглашаю всех людей, которые могут в своих регионах или на федеральном уровне бороться за свободы: свободу слова, свободу религии, свободу политического действия, свободу предпринимательства.

Я проектирую это движение как практически соборное движение людей разных взглядов. Мы готовы поддерживать тех, кто будет выступать за демократическую, народную Россию будущего, за выход из этой провинциальной пиночетовщины, которую они тут устроили. В остальном могут быть разные взгляды на будущее России — будь вы социал-демократ, меньшевик, большевик, анархист — пожалуйста, если вы готовы к коллегиальному, соборному или советскому (в изначальном смысле) правлению.

Что происходит в Донбассе

Шевченко: Говоря о власти советов, хочу отметить, что многому научился в Донбассе в 14−15-м годах. Когда это все начиналось, я был там с первых дней. Я не воевал там, естественно. Никогда не хотел убивать украинцев.

ОМ: Вы с Прилепиным там не встречались?

Шевченко: Я его в 14-м году там не видел и в 15-м не видел. Я там много кого знал: Павла Дремова, Алексея Мозгового, Александра Захарченко. Помню, они ещё тогда не вооружены были, но здание СБУ в Луганске уже захватили. И меня начали уговаривать — можете выступить перед нами? Что нам делать? Я выступаю. Говорю: у вас сейчас есть возможность построить классическую демократию. Вы освободились от короля под названием Киев. Другой король, сидящий в Москве, ещё вас не успел захватить. Чем быстрее вы организуете советы, тем лучше. А иначе, говорю, все федералы одинаковые — хоть российские, хоть украинские. Иначе вас придут убивать, ваши дома будут разрушены, придут танки. Договариваться с вами никто не будет. Вы посягнули на государственную власть, и олигархи, которые правят и в России, и в Украине, в сговоре между собой. У вас нет другой возможности, только как можно быстрее поднять красный и чёрный флаги. Флаги советов, которые для этой местности естественны — вспомним Донецко-Криворожскую советскую республику [198−1919 годов]. И дальше показать всем, что вы готовы сопротивляться.

Как мы теперь знаем, они сопротивлялись. И покрылись бессмертной славой, герои Стаханова.

ОМ: Кому, на ваш взгляд, должны принадлежать Крым и Донбасс?

Шевченко: Я считаю, что Крым принадлежит, прежде всего, тем, кто там живёт. Если эти люди решили быть в составе Российской Федерации, так оно и есть.

ОМ: А Донбасс?

Шевченко: Донбасс — это другая тема. Она принципиально отличается от Крыма, который был автономным субъектом в составе Украины, а не просто простым регионом, а Севастополь тем более. Донбасс сначала хотел другой Украины. Украина не пошла на мирные переговоры с Донбассом. Поэтому возникла гражданская война. Сейчас, конечно, многие люди из оккупированных территорий хотят быть в составе России. Такова логика политических событий.

ОМ: И вы это поддержите, наверное?

Шевченко: Я считаю, что это должны они решать, а не я. Я там не живу.

Отношение к Навальному и «Умному голосованию»

ОМ: Может ли вам помочь на выборах «Умное голосование» Навального?

Шевченко: Я об этом вообще не думаю, если честно.

ОМ: То есть оно вам не нужно?

Шевченко: Ну что значит не нужно? Мне нужно всё, что поможет победе. Но заискивать перед кем-либо, чтобы проголосовали за меня, и пытаться под это подстроиться, я не собираюсь. Мне кажется, что это просто технология, которая полностью контролировалась раньше Алексеем Навальным, а сейчас Леонидом Волковым. Я что должен говорить: «Волков, сделай так…» и пытаться понравиться Волкову, что ли?

У меня есть мои политические взгляды — нравятся они Волкову или не нравятся, это дело Леонида. Я искренне говорю, что мне невыносимо видеть, как мучают Алексея Навального. Я знаю, почему и какие расхождения политические у меня с Навальным. Я изучил его программу президентскую. Он пишет: «Россия должна занять место в формировании мировой цепочки добавленной стоимости». Я так не считаю. Я как раз хочу, чтобы Россия была вырвана из мировой системы формирования цепочки добавленной стоимости, и могу объяснить, хоть сейчас не время, почему я этого хочу. Во всём остальном — борьба против коррупции, борьба за свободы, за права. Я, безусловно, поддерживаю.

ОМ: Вы считаете, он сидит несправедливо?

Шевченко: Конечно. Так это доказала [Мария] Бутина. Был бы он простым уголовником, разве она туда припёрлась бы? Конечно, сама система прокололась: приход Бутиной — это сеанс саморазоблачения. К простым людям, которые проворовались на каких-то подложных ценах, не приходят такие топовые пропагандистки. На зону, куда попасть не может адвокат. А её под белы рученьки туда провели, а потом она изгаляется. Это вообще позорище, нет оправдания Бутиной!

ОМ: Вы и ваша партия будете добиваться освобождения Навального?

Шевченко: Будем добиваться освобождения всех людей, кого мы считаем политзаключёнными. Расул Кудаев — это человек, который абсолютно не виновен. Его обвинительное заключение, по которому его посадили на пожизненное в «Чёрный дельфин», члены Совета по правам человека, опытнейшие юристы, назвали просто юридическим абсурдом. Я к президенту обращался. Он сказал: «Дам распоряжение разобраться». Я говорю: «За что пожизненное?! У вас тут маньяк, подонок, который двух девочек держал, насиловал их 17 лет, сейчас на свободе — и сидит, хвастается».

Я, кстати, благодарен Ксении Собчак за материал. Не устану это говорить, это великолепный журналист. Она показала всю ложь этой ситуации.

Общение с Путиным

ОМ: Как на ваши обращения реагировал президент?

Шевченко: У него позиция очень рациональна на самом деле, такой законник —в том смысле, что законы для него это вот всё. Я с ним подробно не беседовал никогда, только 30 секунд или минуту, когда мы все расходимся [после заседания Совета по правам человека], можно было к нему подойти. Если задаёшь вопрос, он всегда ответит.

ОМ: Часто вы их задавали?

Шевченко: Ну я вот трижды был на таких заседаниях и трижды поднимал вопросы о заключённых. Причём всегда администрация заранее раздавала, кто с чем будет выступать. Но Путин всем желающим давал возможность высказаться, хотя говорил: «Меня там ждёт делегация». И все равно никогда не уходил, пока не ответит на все поднятые вопросы.

ОМ: А результат от ваших обращений был?

Шевченко: Нет. И это для меня было одним из поводов полностью с властью разорвать отношения. Потому что мои друзья, люди, которых я считают невиновными, сидят в аду, а я не могу этого исправить.

ОМ: А с чиновниками администрации вам приходилось общаться? Мы же понимаем, что они держат руку на пульсе и контактируют со всеми партиями, которые идут на выборы.

Шевченко: Пока мы ещё только начинаем, только зарождаемся как партия. Наверное, если будут какие-нибудь замеры социологические… Я думаю, это неизбежно, политическая система так устроена. И Карлу Марксу приходилось общаться, и [Михаилу] Касьянову, и всем оппозиционным партиям. Другой вопрос, как ты общаешься, о чём идёт разговор, просишь ли ты: дайте денег, дайте голосов, дайте власти. Это политика. Ты живёшь в мире, где правит дракон. Дракон рано или поздно к тебе прилетит, если ты тут ходишь и что-то выстраиваешь, свои конструкции.

ОМ: И вот дракон прилетит и скажет: «А этого не надо включать в списки».

Шевченко: Когда прилетят, тогда и будем говорить… А в целом я скажу: «Извините, а по какому праву вы это требуете?»

ОМ: Так было всегда. Из-за вопроса о включении в список Евгения Ройзмана лишился в итоге партии Михаил Прохоров. Вы бы позвали Ройзмана выдвигаться от своей партии?

Шевченко: Женя Ройзман — замечательный человек. Я читаю его в социальной сети. Но у нас слишком разные политические взгляды. Он очень, ну очень правильный человек, и я ему руку подам, я его уважаю. Но мне кажется, он политически связан с другими силами.

ОМ: Какими?

Шевченко: Ну с либеральными партиями связан, с либеральными силами. Я просто не знаю, готов ли он будет идти к нам. Он критиковал социализм…

ОМ: Вы же тоже критикуете казарменный социализм. Может, он то же самое критикует, что и вы?

Шевченко: Хорошо, говорю у вас в эфире: Евгений, если есть желание, мой номер у тебя есть, пожалуйста, звони и поговорим. Если есть желание, я говорю, пожалуйста, ради бога.

Отношение к путинской власти

ОМ: Вы не раз говорили, что поддерживали Путина в 2004-м.

Шевченко: Я не то что поддерживал. Но его «бесланская речь» стала для меня возможностью сотрудничать с властью. Я сотрудничал, были общие какие-то позиции. При этом у меня были свои мировоззренческие позиции, от которых я никогда не отказывался. Мой друг и учитель — Гейдар Джемаль, а его сын Орхан был самым моим близким другом. Он даже когда [в последнюю командировку] в Африку уезжал, до утра у меня в квартире сидел.

ОМ: А партия будет требовать расследование его убийства?

Шевченко: Почему партия? Это дело моей жизни! Я не могу навязывать моим товарищам по партии какие-то личные мотивы. Безусловно, мы будем требовать правосудия для всех, не только в этом вопросе. Сегодня есть самый известный политзаключённый — Алексей Навальный, которого я считаю политзаключённым. Сидит Николай Платошкин, свободы которого не требуют почему-то многие защитники прав и свобод. Крымские татары, которых кинули в тюрьмы за то, что они крымские татары.

Не расследовано ни одно убийство. Ни Анны Политковской — я имел счастье знать её лично, ни Бориса Немцова. Ни 11 убитых журналистов в Дагестане, включая Хаджи-Мурата Камалова — моего товарища. Цепь убийств политических бесконечна в этой системе.

Я благодарю «Досье» за расследование убийства Орхана и его коллег. Я могу политически не соглашаться с Михаилом Ходорковским, не соглашаюсь по многим вопросам, но то, что сделало «Досье», — это прекрасное расследование, которое является фундаментальным.

ОМ: Что вас заставило уйти в оппозицию к нынешнему режиму?

Шевченко: Я ничего не имею против конфликта России с Западом, но превращение внутреннего пространства страны в такой капиталистический варварский заповедник, эксплуатация людей, уничтожение людей, антинациональная политика в интересах кучки силовиков бюрократов, финансовых олигархов. Я уже говорил, что страной правит квадрига тьмы: бюрократия, силовики, олигархат и криминал. Вот те, кто составляет современную российскую власть. Те, кто полностью уничтожили общество, лишили шанса на возрождение нации. Никаких путей развития нации у нас нет. Считаю, что это главное преступление путинской власти.

ОМ: Если, допустим, вы и ваша партия придёте к власти, как вы поступите с прежней администрации президента и самим Путиным? Нужен ли суд над прежней командой?

Шевченко: Я считаю, что те, кто довёл мою страну до гибели, до катастрофической ситуации, безусловно, должны нести политическую ответственность за это. А если будет доказано их уголовное преступление, то уголовную. Что под уголовным преступлением я полагаю — это хищение государственного бюджета, проведение в результате хищения средств антисоциальных реформ. В том числе «оптимизации» здравоохранения. Мы видим результат: 20-й ковидный год — это картина маслом, явление всего этого социального блока [правительства] народу.

ОМ: Партия согласится с таким вашим подходом?

Шевченко: Это не будет моё решение или решение партии. Никакая партия не может диктовать свою волю в стране. Если вдруг так случится, что в России сложится ситуация народовластия, возможность демократического устройства, наша партия распустится, мы не будем удерживать власть, как-то было весь прошлый век. Никакой партийной диктатуры не должно быть.