Основатель Фонда борьбы с коррупцией (ФБК) Алексей Навальный дал первое после отравление интервью. С российским оппозиционным политиком побеседовали журналисты немецкого издания Der Spiegel. Навальный рассказал, что чувствовал, пока находился в сознании перед госпитализацией, кто, по его мнению, может быть причастен к случившемуся и чем он собирается заниматься дальше.

Об отравлении

«День был чудесный: я еду домой, позади утомительная и успешная командировка. <…> Я удобно сижу на своём месте и с нетерпением жду полёта, в котором смогу посмотреть сериал. Дома, в Москве, я планирую записать своё еженедельное шоу на YouTube, а затем провести выходные с семьёй. Я чувствую себя хорошо, как и в аэропорту. А потом… Это просто сложно описать, потому что это невозможно ни с чем сравнить. Органофосфаты атакуют вашу нервную систему, как DDoS-атака, — это перегрузка, которая вас ломает. Вы больше не можете концентрироваться. Чувствую: что-то не так, у меня холодный пот. Я прошу у [пресс-секретаря] Киры [Ярмыш], которая сидит рядом со мной, носовой платок, а затем говорю ей: «Поговори со мной! Мне нужно услышать голос, со мной что-то странное». Она смотрит на меня как на сумасшедшего.

Я не понимаю, что со мной происходит. Проходят стюарды с тележкой. Я сначала хочу попросить у них воды, а потом говорю: «Нет, дайте пройти, я пойду в туалет». Умываюсь холодной водой, сижу на унитазе, жду, снова умываюсь. А потом думаю: «Если я сейчас не уйду, я никогда не выберусь отсюда». И самое главное впечатление было: боли нет, но ты понимаешь, что умираешь. Прямо сейчас. При этом у тебя вообще ничего не болит.

Затем я выхожу из туалета, поворачиваюсь к стюарду и вместо того, чтобы попросить о помощи, говорю, к собственному удивлению: «Меня отравили. Я умираю». А потом я лёг на пол перед ним, чтобы умереть. Он — последнее, что я видел: лицо, которое смотрит на меня с лёгким удивлением и лёгкой улыбкой. Он спрашивает: «Отравился?» И, вероятно, думает, что мне подали плохую курицу. Последнее, что я слышу, когда уже нахожусь на полу: «У вас проблемы с сердцем?» Но моё сердце не болит. Вообще ничего не болит, я просто знаю, что умираю. Затем слышу, как голоса становятся тише, женщина кричит: «Не отключайтесь!» В этот момент всё было кончено. Я знал, что умер, и только потом выяснилось, что я ошибался".

О реабилитации

«[Сейчас я чувствую себя] намного лучше, чем три недели назад <…>. Недавно я мог преодолеть только десять ступенек, теперь я могу подняться на пятый этаж. Для меня самое главное — что вернулись мои умственные способности.

Самая большая проблема [пока] — сон. Я смеялся над людьми, которые испытывали такие трудности, потому что у меня их никогда не было. Но затем была кома, анестезия, отлучение от сильнодействующих препаратов и то длительное вялое состояние, когда я не спал и не бодрствовал. С тех пор я не могу заснуть без снотворного.

Моя повседневная жизнь [в Берлине] однообразна. Я тренируюсь каждый день, в остальном ничего не делаю. Утром гуляю в парке, это моя работа, потом делаю зарядку с врачом, вечером снова гуляю. Днём стараюсь работать за компьютером. Врачи говорят, что я выздоровею на 90%, может быть, на 100%, но на самом деле никто не знает".

Об уликах

«Следы яда были обнаружены на бутылке с водой. По-видимому, я коснулся загрязнённой поверхности, затем взял бутылку с водой, выпил из неё, поставил обратно и вышел из гостиничного номера [в Томске]. Поэтому я предполагаю, что я впитал яд через кожу. В отеле много предметов, к которым вы прикасаетесь перед отъездом: душ, туалет, вешалка для одежды, ручка вашей сумки — всё то, к чему вы обязательно прикоснётесь. Вот почему так важно изучить мою одежду [в которой я был в самолёте].

[Но] я не сомневаюсь, эти вещи уже месяц кипят в большом баке с хлоркой! Так что следы убрали (смеётся).

Если бы не цепочка удачных обстоятельств — лётчики совершили вынужденную посадку в Омске, скорая помощь немедленно была в аэропорту, мне в течение полутора часов дали атропин — я бы умер. План был продуман: я бы улетел, умер в полёте и оказался бы в морге Омска или Москвы. И тогда «Новичка» никто бы не нашёл, ведь масс-спектрометров в моргах нет".

О материалах дела

«Немецкие власти не рассказывали мне больше, чем известно общественности. Всё, что я знаю, я узнал из немецких СМИ. То, что мы знаем наверняка: у меня был контакт с ядом в отеле. Это был „Новичок“, точнее, его новая версия. Этот яд доступен только небольшой группе людей».

О причастных к отравлению

«Я утверждаю, что за этим преступлением стоял Путин, и у меня нет других версий случившегося. Я говорю это не для того, чтобы польстить себе, а на основании фактов. Самый главный факт — это «Новичок». Приказ на его использование или изготовление может исходить только от двух человек — главы ФСБ или руководителя Службы внешней разведки (СВР). Но, если вы знаете российскую действительность, вы также знаете: такое решение без указаний Путина они принять не могут.

Если Путин утверждает, что я сам сделал «Новичок» и отравился им, то это невозможно.

Думаю, они были полны решимости не выпускать меня из страны и поэтому публично заявляли, что я не годен для транспортировки. Они ждали, когда я умру. Но <…> всё это грозило превратиться в своеобразное реалити-шоу под названием «Навальный умирает в Омске». И многие люди, которым я очень благодарен, сказали: мы не хотим смотреть это шоу. Для людей Путина важно не придавать оппоненту статус жертвы, чтобы они — жив он или мёртв — не давали ему политического капитала. Если бы я умер в Омске или получил там непоправимый ущерб, это явно была бы их ответственность. Возможно, тогда не удалось бы доказать, что [для этого был использован] «Новичок», но, очевидно, это была бы их вина, что меня не выпустили из страны. Они также ждали 48 часов, вероятно, в надежде, что яд затем не будет обнаружен".

О планах

«Если я не вернусь назад [в Россию], значит, Путин достигнет своей цели. Моя задача сейчас — оставаться парнем, который не боится. И я не боюсь! Если руки трясутся, то это не от страха, а от этого [отравления]. Если я не вернусь в Россию, это будет подарком Путину, я его делать не стану.

Дальше я буду продолжать ездить по регионам России, останавливаться в отелях и пить воду, которая есть в номерах. Что мне ещё делать? В любом случае мало что можно сказать о противодействии невидимым убийцам Путина. С политической точки зрения мало что изменилось: остаётся конфликт между теми, кто борется за свободу, и теми, кто хочет отбросить нас в прошлое <…>. Последние будут использовать против нас более изощрённые методы, а мы постараемся выжить".