Президент предписал увеличить долю гражданской продукции и прорывных технологий на предприятиях ВПК. Новые шаги угрожают возвращением к эпохе Госплана

Назад к советскому Госплану

Одной из важнейших задач ВПК должен стать постепенный перевод военной промышленности на выпуск гражданской продукции и продукции двойного назначения. Такую задачу Владимир Путин объявил в конце минувшей недели на проходящем раз в полгода совещании с руководителями Минобороны и представителями ВПК.

Логика верховного главнокомандующего такова: пик программы по перевооружению скоро будет пройден, а производственные мощности следует сохранить. Президент уже наметил планы конверсии — правда, само это слово ни разу не прозвучало, дабы не напоминать о бесславно провалившихся предыдущих попытках перевода ВПК на гражданское производство. По его словам, доля гражданской продукции в общем объеме производства оборонных предприятий должна к 2020 году составить 17 процентов, к 2025‑му дойти до 30 процентов, а к 2030‑му — уже до 50‑ти. Самое любопытное — то, с помощью каких мер Путин намерен достичь результата.

Первым делом президент велел разработать «законодательство, которое позволит определять номенклатуру и размер доли гражданской продукции, подлежащей закупке естественными монополиями, госкорпорациями, федеральными органами власти». Кроме того, он велел составить четкую программу «диверсификации» производства, «чтобы представлять, сколько и какой гражданской продукции будет производить каждое предприятие ОПК и на какие рынки планирует её поставлять». Не забыл Путин и о необходимости финансового обеспечения программы.

Фактически речь идет о том, чтобы на уровне закона закрепить, сколько гражданской продукции должно произвести конкретное госпредприятие, а потом, опираясь на те же законы, заставить другое принадлежащее государству предприятие эту продукцию купить. По существу, это возвращение к плановой экономике в одном из важнейших секторов промышленного производства.

Дело за малым — надо еще возродить Госплан. Чтобы искусственным образом «назначать» цены на товары и субсидировать закупку сырья. Естественно, что при такой организации — кому велено, тот производит, кому велено — покупает — следует исключить любую конкуренцию, особенно со стороны зарубежных производителей. Следовательно, ВПК обречен проводить конверсию в условиях жесткой автаркии.

То, что произойдет, если эти планы будут реализованы, предсказать не так уж сложно. Включится процесс «внутреннего» потребления ресурсов и финансов, когда не растет ни производительность, ни качество. Деньги будут выплачивать за продукцию, которая никому не нужна. Когда потребитель не может отказаться от продукта, никаких технологических прорывов, понятное дело, произойти не может. Производитель совершенно не заинтересован в применении более совершенных технологий. Ведь у покупателя нет шансов отвертеться от покупки. А качество и соответствие мировым стандартам оцениваются ведомственной комиссией. Это прямой путь к повторению кризиса перепроизводства в сфере ВПК, который и доконал некогда СССР.

Новая ЭРА для военных чиновников

Совещание глава государства проводил на территории построенного в Анапе за рекордные 155 дней военного технопарка ЭРА — по версии военных начальников, аббревиатура расшифровывается как «Элита Российской Армии». Путин не скрывал восхищения: «Созданы современные научно-исследовательский и производственный комплексы, в составе которых лаборатории — их будет создано 18 по восьми важнейшим направлениям… Уверен, всё это послужит эффективной разработке, а главное — быстрому внедрению передовых технологий в области обороны и безопасности. И конечно, укреплению всей сферы науки и инноваций России, потому что, как вы, наверное, заметили, все лаборатории напрямую связаны с ведущими научными центрами страны».

Действительно в лабораторном кластере ЭРА уже разместились 37 предприятий, среди которых как крупные компании «Калашников», «Сухой», «Вега», Уралвагонзавод, НИЦ «Курчатовский институт», так и исследовательские команды-стартапы. Совместными усилиями они, как утверждают военные, приступили к реализации 48 инновационных проектов в области робототехники, энергообеспечения, биоинженерии, информационных систем и ряда других направлений

Построят многоэтажные жилые дома, где будет около 1400 квартир. Кроме постоянных сотрудников, в ЭРА развернуты четыре так называемых «научных роты» — подразделений, где по решению Сергея Шойгу 160 одаренных выпускников вузов проходят срочную службу. Военные рассчитывают кардинально ускорить процесс создания новых систем вооружений. В идеальных условиях этого технопарка разработчики должны уложиться в три года, вместо нынешних десяти лет. И под присмотром прапорщиков с докторскими степенями расцветут науки.

Впрочем, далеко не факт, что гигантские вложения принесут искомый результат. Очевидно, что в основу работы военного инновационного центра положена отнюдь не схема работы американской Силиконовой долины (как раз с ней иногда сравнивают технопарк в Анапе), где на один удачный стартап приходятся десятки неудачных. Схема ЭРА — это скорее модель Манхэттенского проекта создания атомной бомбы — когда государство готово вкладывать гигантские средства — лишь бы достичь результата, от которого зависит существование страны. Однако финансовых ресурсов, сопоставимых с возможностями потенциальных противников, у России нет.

Военный бюджет США более, чем в 10 раз превосходит российский. Заметим при этом, что в самих США главные прорывные технологии давно рождаются не в военных лабораториях. В условиях научно-технической революции заранее оплаченный спрос на высокие технологии в гражданском секторе — смартфоны, видеотехнику, все более совершенные компьютеры и электромобили — намного превышает любые мыслимые государственные инвестиции в военные технологии. Именно за счет спроса крупнейшие западные корпорации финансируют сегодня военные разработки. Государственные инвестиции стали играть второстепенную роль. Технологии теперь идут не из военного сектора в гражданский, а наоборот.

Создатели же российского инновационного военного центра ориентируются на организационные модели полувековой давности. «Отличие военного инновационного технополиса ЭРА от аналогичных организаций — в четкой ориентации на продукцию и технологии военного и двойного назначения, обеспечивающие обороноспособность. Решение такой задачи не предполагает коммерциализацию исследований и разработок. Каждый проект имеет своего заказчика и потребителя», — гордо сообщил врио начальника Главного управления научно-исследовательской деятельности и технологического сопровождения передовых технологий Минобороны генерал-майор Роман Кордюков. На самом деле, это приговор надеждам Путина и министра обороны Сергея Шойгу на инновационные прорывы. Отказ от презренной «коммерциализации» означает, что денег на воплощение в жизнь этих технологий никогда не будет достаточно.

Другая отрицательная черта проекта — заранее сформулированные требования к результату исследования, которому надлежит быть прорывным. Во взаимоотношениях бюрократа и ученого главная роль отведена бюрократу, а в нашем случае еще и бюрократу военному. И это существенно ограничивает возможности научного поиска. Подобные инновационные центры были созданы при главных военных вузах Китая. Но никаких прорывов они не обеспечили.

Если называть вещи своими именами, инновационный военный центр является практически очень облагороженным и чрезвычайно комфортабельным вариантом сталинской «шарашки». «Шарашка» была эффективной в условиях тоталитарного режима. Но только, если действовал фактор страха — за научной неудачей следовал расстрел или отправка в лагеря Колымы. Если же убрать фактор страха или административного принуждения, то движущей силой исследования остается научный интерес. А он может не совпадать с мнением бюрократа, главное для которого успешно отчитаться о работе не по какой-нибудь вообще, а по ранее заявленной теме.

Как видим, в арсенале Кремля лишь бюрократические решения любых проблем. Технологические прорывы предполагается обеспечить с помощью администрирования. Последствия не замедлят сказаться.